«К РЮРИКУ ВОСХОДЯЩИЙ РОД» Василий Огарков.
Журнал «Роман-газета». - 2005. - № 17.
Содержание
ВОРОНЦОВЫ
ЕКАТЕРИНА ДАШКОВА

Состояние журнала хорошее. Все страницы на месте.
Пересылка по предоплате.

В числе фамилий, представители которых занимали за последние полтора столетия высокие государственные должности и отличались талантами, на одном из самых первых мест стоит род Воронцовых, давший нашему отечеству замечательных деятелей. Достаточно назвать знаменитого президента Российской Академии княгиню Дашкову (урожденную Воронцову), искусного дипломата Семена Романовича и деятеля недавно минувшего времени князя Михаила Семеновича, чтоб видеть, на каких разнообразных поприщах заслуженно прославились представители помянутой фамилии. Редкая для своего времени образованность, самостоятельность и энергия, большие таланты и трудолюбие составляли, передаваясь преемственно, удел многих Воронцовых, а в особенности тех, которым посвящен наш первый очерк: канцлера Елизаветы Михаила Илларионовича, его племянников Александра и Семена Романовичей и сына последнего — князя Михаила Семеновича.
Если мы обратим внимание на условия, при которых приходилось жить и действовать Воронцовым, то должны признаться, что в атмосфере лести и угодничества, в раболепной обстановке, окружавшей фаворитов и «случайных» людей тогдашнего времени, и притом в стране, где «почти не было общественного мнения» (по выражению из автобиографической записки графа Александра Воронцова), самостоятельность убеждений и отсутствие льстивой угодливости составляли, несомненно, редкое и высокое достоинство. Способность «с улыбкою говорить правду государям», да еще таким, как Павел 1, нельзя не считать доказательством душевной стойкости. А между тем в братьях Александре и Семене Воронцовых мы несомненно встречаем эти черты характера, которыми, может быть, в значительной степени объясняются превратности и неудачи их карьеры: холодное отношение к братьям Екатерины II, не переваривавшей сурового и стойкого нрава Александра Романовича и, как известно, тяготившейся Дашковой, а также и суровые меры императора Павла I по отношению к Семену Романовичу, последствия которых, к счастью, быстро были заглажены вскоре воцарившимся Александром I.
Бескорыстие, столь редкое в то время, составляло одну из симпатичных сторон изображаемых нами Воронцовых. И на этом с отрадою отдыхает исторический обозреватель той эпохи, когда повальная корысть обуяла всех сверху донизу, когда казенные деньги бесцеремонно смешивались с собственными и грабеж казны для личного обогащения в той или другой форме был одним из распространенных явлений.
Но отмеченные выше достоинства героев настоящего очерка не исключали существования в них недостатков. Некоторые привычки и понятия, всасывающиеся с молоком матери и упорно поддерживающиеся всем строем окружающей жизни, провожают человека до могилы. И как нам теперь кажутся несправедливыми и жестокими многие взгляды и привычки прошлого, так, вероятно, и наши собственные отношения к окружающим нас явлениям — наш умственный и нравственный обиход — покажутся потомкам варварскими.
Если мы с этой точки зрения посмотрим на лиц, которым посвящен этот очерк, то увидим, что, обладая в слабой степени некоторыми из недостатков своего времени, въевшимися, так сказать, в людей органически, Воронцовы далеко превосходили современников своими достоинствами. Графы Александр и Семен Романовичи, как деятели главным образом минувшего столетия, когда в обществе еще очень робко и пугливо раздавались голоса против крепостного права, не могли горячо сочувствовать освободительным тенденциям, ссылаясь, между прочим, и на не подготовленность «раба» к освобождению. Но и они возмущались многими явлениями крепостничества, и в особенности продажею отдельных крестьян. А сын Семена Воронцова — князь Михаил Семенович — как в этом, так и в других вопросах был одним из убежденных членов небольшого передового кружка людей во время императора Александра I и, как известно, подал в это царствование вместе с Каразиным и другими записку об освобождении крестьян.
В странах, где благодаря историческим условиям во главе народа поставлены высшие классы, нельзя не отметить как благоприятное обстоятельство тот факт, что некоторые представители этих классов сознают свои обязанности по отношению к обществу и искренно проводят в своей деятельности правило «noblesse oblige». Этот принцип всегда был на виду у лучших представителей рода Воронцовых.

Обозревая жизнь государственного человека, захватывавшего своею деятельностью многие сферы народной жизни, невольно сталкиваешься с вопросом о взаимодействии личности и общества, о степени влияния деятеля на общество и наоборот. Существуют разные взгляды на этот предмет: одна школа историков верит в возможность чудес при воздействии со стороны гениальной личности даже на самое инертное и невежественное общество; другие историки, наоборот, отводят слишком мало места личности в ходе исторического процесса и видят в деятеле только что-то вроде аккумулятора, скопившего в себе то, что в разбросанном виде циркулирует в массе. При таком взгляде на дело, понятно, личности, в особенности в странах культурных, отводится незначительное место: она, действуя оригинально, наперекор массе, ничего не поделает со стихийной силой народа. Но кажется, что подобный взгляд на личность и общество мог возникнуть только в таких высокообразованных государствах, как Англия, где масса выросла и развилась в политическом отношении, при целых столетиях исторического опыта, и сознательно относится к делу. Но вопрос принимает иную форму для стран малокультурных: здесь влияние личности — могучей, энергической, облеченной прерогативами власти — на толпу несомненно, хотя оно сильнее всего может выразиться только отрицательными результатами.
В самом деле, много ли может сделать вообще добра личность громадной массе, представляющей результат вековых стихийных влияний? Может ли она, и в особенности за период времени, обнимаемый человеческой жизнью, улучшить положение массы и содействовать ее духовному просветлению? Перед государственным человеком стоит трудная задача улучшения быта целых миллионов людей, утопающих во мраке: постановка на прочную почву целого государственного организма и необходимость провидеть его далекое будущее и, во имя будущего «здоровья» этого организма, производить над ним в настоящем кровопускания и хирургические операции. Но в человеческой природе слишком много унаследованных пороков, чтобы она могла быстрыми шагами прийти к «правде и свету». Достижение этих результатов предполагает известный подвиг и самовоздержание в интересах «ближнего», а на это люди очень мало склонны. Так что личность, поставленная высоко и действующая на невежественную толпу, воспитанную в страхе перед властью, имеет возможность скорее сделать много зла: опустошить целые страны войною, принять драконовские меры и прочее — но сомнительно, чтобы она могла воздействовать на массу, инертную к добру, в смысле следования ее быстрыми шагами к тому нравственному совершенству, которое должно быть задачею всякого деятеля. Тамерлан в несколько лет мог превратить целые государства в пустыни, но Генрих IV во всю жизнь не добился даже скромной «курицы в супе» для своего народа. На наших глазах еще были страшные бойни, и, может быть, судьба судила присутствовать нам при еще более ужасающей бойне «наций» за свои интересы, а между тем уже две тысячи лет назад было сказано Кротким Учителем: «несть эллин и иудей» и провозглашены другие святые истины, которых до сих пор «не вместили» народы.
Увы, как ни симпатичны теории о быстром пересоздании человечества — сверху или снизу, теории, привлекающие к себе своею красотою в особенности страстную и порывистую молодежь, — но истинное достижение добра получается мучительно медленным путем, способным повергнуть человека в отчаяние. И благо тем деятелям, которые своею жизнью не прибавляют зла к массе его, — и так уже угнетающей мир, — а дают людям хотя бы крупицы добра, жатву посева которых увидят в осязательной форме, может быть, только отдаленные наши потомки.
Все эти соображения о возможной роли государственных людей в истории нужно иметь в виду и при оценке деятельности Михаила Семеновича Воронцова, детству, юношеству и первым шагам которого на общественном поприще мы посвящаем эту главу.

Война и ее деятели, опустошающие целые страны и истребляющие массы народа, до сих пор еще имеют более вдохновенных певцов и поэтов, чем скромное мирное преуспеяние страны, способной только медленным шагом двигаться к лучшему будущему. Как всякое грандиозное стихийное бедствие, война и ее окруженные ореолом герои, гром пушек, вопли погибающих людей и зарево пожаров сильнее врезаются в память народа, слагающего про них яркие и многочисленные песни. А медленная работа мирного деятеля, черепашьим шагом идущего к далекой, но верно намеченной цели, по самому свойству своему неспособной к быстрому осуществлению, не получает такого яркого отпечатка в народной фантазии и не создает обширного эпоса, как разрушительная работа